Эпоха Александров

Два века назад наш город стал перекрестком жизненных путей двух Александров – Александра Сергеевича Пушкина и Александра Павловича Романова.

1 декабря (19 ноября по старому стилю) 1825 года в Таганроге скончался Александр I. Пятью годами раньше, в 1820-м, в том же доме, где впоследствии умер император, останавливался поэт. Так в богатую историю нашего города вплелись имена людей, ставших символами эпохи. Первые десятилетия девятнадцатого столетия известны как Александровский период русской истории, а также как «пушкинская эпоха». Эти понятия неразделимы.

«Прекрасной эпохой» называли современники время правления императора Александра I. И сегодня, когда мы говорим об этом времени, сразу вспоминаются блистательные победы русского оружия, великолепная архитектура русского ампира, «золотой век русской поэзии»…

Начало ХIХ века и для Таганрога было временем процветания. Город, едва насчитывавший 8 тыс. населения, достиг наивысшего значения как административный центр и крупнейший внешнеторговый порт юга России. Никогда, за исключением времён Петра I, центральной властью и непосредственно правителем не уделялось такого значительного внимания небольшому городу на азовских берегах. Десятки указов, подписанных Александром I, способствовали развитию экономики города, совершенствованию управления им и благоустройству. В конечном счёте, Таганрогу суждено было стать городом, где закончилась Александровская эпоха.

Известный исследователь жизни Пушкина, А. Тыркова-Вильямс писала: «Пушкину было суждено родиться и жить в созидательную эпоху стремительного внешнего и внутреннего усиления России. Непрерывный рост его гения совпал с ростом Империи, с расцветом всенародного русского творчества, государственного и художественного. Ещё в Лицее стал он действительной частью этого процесса».

В Лицее, как и во всём русском обществе, царила «свобода духа, не стеснённая цензурой», поощряемая императором. Но если первое время молодёжь гордилась тем, что Россия, победив Наполеона, превратилась  в сильнейшую из европейских держав, а российский император стал для Европы «Царём Царей», то уже спустя несколько лет после окончания войны в среде молодых дворян, где задавали тон блистательные гвардейские офицеры «пламя жжёнки стало соперничать с пламенным свободомыслием», всенародная влюблённость в царя сменилась недовольством и гневными филиппиками в его адрес за предательство либеральных  идей «дней Александрова прекрасного начала». Ярко выразил эту смену настроений юный Пушкин.

В 1815 году он писал восторженные гимны, приветствуя возвращение Александра I из заграничных походов: «Тебе, наш храбрый царь, хвала, благодаренье…»

Но спустя несколько месяцев юный вольнодумец уже рисовал дерзкие карикатуры и писал не менее дерзкие эпиграммы на царя.

Среди лицеистов царил дух верной дружбы, а руководство было благожелательно настроено к воспитанникам и помнило завет основателя Лицея — прежде всего уважать человеческое достоинство учащихся, поэтому никаких расследований и репрессий против вольнодумных экзерсисов дерзкого автора предпринято не было.

Закончив Лицей и поступив на службу в Министерство иностранных дел, Пушкин быстро завоевывает популярность как блестящий поэт, «выразитель дум и чаяний» молодого поколения. Среди петербургских друзей Пушкина все говорили о политике, освобождении крестьян, конституции, «о вольности святой», но его стихи были убедительнее рассуждений и сильнее волновали.

Александр I, довольно равнодушный к литературе, а тем более к поэзии, долго оставался в неведении по поводу дерзостей, отпускаемых в его адрес новой знаменитостью. Но в 1819 году, когда имя Пушкина стало часто упоминаться в петербургских гостиных, царь захотел познакомиться с его произведениями. Адъютант князя Васильчикова, друг поэта —  Пётр Чаадаев, доставил ему ходившее в списках стихотворение «Деревня». Неожиданно оно понравилось царю, особенно строки:

Увижу ль я, друзья, народ неугнетённый

И рабство, падшее по манию царя.

Он попросил поблагодарить Пушкина «за добрые чувства, которые вызывают его стихи».

По-другому была воспринята императором ода «Вольность», написанная поэтом в 1817 году и ходившая «в списках», наряду с дерзкими эпиграммами на представителей власти.

Воспитанному на трудах французских просветителей и теории «естественного права», Александру I вполне могли понравиться, несмотря на всю их юношескую чрезмерную нравоучительность, следующие строки из этого страстного гимна свободе:

«Владыки! Вам венец и трон

Даёт закон, а не природа;

Стоите выше вы народа,

Но вечный выше вас закон»

Они перекликались с мыслью императора, которую он неоднократно подчёркивал: «…я не признаю на земле справедливой власти, которая бы не от законов проистекала». Он и стремился дать России новые совершенные законы, но попытки реформировать Российское государство натолкнулись на ожесточённое сопротивление дворянства, прежде всего чиновного. Лишь небольшой части передовой молодёжи были близки либеральные устремления царя, и она не простила ему отступничества от реформ.

Пушкин избежал этого «очарования» и «разочарования» императором. Его эпиграммы, которых было написано около 50 (большинство не сохранилось), несли не себе печать не только свободомыслия, но и весёлой юношеской дерзости, порождённой всеобщим интересом и восхищением.

Какими только нелестными эпитетами ни награждался в них император: «венчанный солдат», «фрунтовой профессор», и даже «кочующий деспот». Последнюю характеристику, конечно, можно объяснить только юношеским максимализмом поэта, который не прощал императору того, что он не был всем и не сделал всего. Назвать деспотом правителя, терпевшего открытую оппозицию, тайные общества и практически не прибегавшего к политическим репрессиям, можно только в порыве чувств.

В апреле 1820 года императора познакомили с некоторыми эпиграммами и одой «Вольность», которая вызвала монарший гнев. Поэт коснулся в ней самой больной для Александра I темы – убийства его отца Павла I. Память об этой ночи с каждым годом всё сильнее жгла душу, а тут молодой повеса с дерзкой легкостью пишет о «молчащем неверном часовом». Император узнал себя в нём и этого простить он не мог.

Пушкину грозила ссылка на Соловки или в Сибирь, но благодаря ходатайству многих знакомых: Жуковского, Карамзина, министра иностранных дел Каподистрии его участь была смягчена. Он был отправлен на юг. «Петербург душен для поэта. Я жажду краёв чужих: авось полуденный воздух оживит мою душу»,- писал поэт П. Вяземскому перед отъездом. Душа требовала новых впечатлений. Жизнь их дала.

 

Во время южной ссылки Пушкин очень много ездил. Жил в Одессе, Кишинёве, Екатеринославле, с семьёй генерала Раевского побывал на Кавказе и в Крыму. Во время этого путешествия в мае 1820 г. посетил Таганрог.

Здесь Раевские и Пушкин остановились в том же самом доме на Греческой улице, в котором за два года до этого останавливался император Александр I. Раевские и Пушкин, отобедав у градоначальника, гуляли по городу, посетили городской сад, греческую церковь.

Мы не знаем, с каким чувством вспоминал Пушкин в Таганроге императора Александра I, о пребывании которого во время данного в честь почётных гостей обеда, наверняка с гордостью рассказывал градоначальник П.А. Папков. Дневник, хранивший впечатления от путешествия, вместе с другими бумагами был уничтожен в Михайловском, после получения известия о восстании на Сенатской площади.

Поэт был полон новых ярких впечатлений, пребывал в прекрасном обществе, среди друзей, был как всегда влюблён, и навряд ли растравлял сердце обидой. Он знал и чувствовал, что «гений и злодейство две вещи не совместные» и не мог долго таить в сердце злобную мстительность.

Позднее, в 1824 году, в Михайловском, Пушкин написал отрывок «Воображаемый разговор с Александром I», в котором видна попытка объясниться с царём. Заканчивается этот фрагмент очень интересно. От лица царя поэт, с присущим ему юмором, пишет: «…Пушкин разгорячился и наговорил мне много лишнего, я бы рассердился и сослал его в Сибирь, где он написал поэму «Ермак».

Через год, 19 октября 1825 года, вспоминая годовщину окончания Лицея в своём михайловском уединении, Пушкин напишет:

Ура, наш Царь! так! выпьем за Царя.

Он человек! им властвует мгновенье.

Он раб молвы, сомнений и страстей;

Простим ему неправое гоненье:

Он взял Париж, он основал Лицей. 

Мы видим, что отношение Пушкина к императору Александру не было таким уж однозначным, как хотелось исследователям его творчества.

Спустя месяц, 19 ноября 1825 года, в Таганроге скончался император Александр I. Закончилась александровская эпоха, а эпоха пушкинская продолжалась, вступив в свой новый этап. Оставшаяся в Таганроге после смерти мужа императрица Елизавета Алексеевна с удовольствием перечитывала присланные ей Карамзиным первые главы пушкинского «Евгения Онегина»…

Неизвестно, как прореагировал на смерть царя Пушкин, эту тайну унесли в огонь сожжённые дневники поэта. Конечно, он не мог оставить без внимания столь значительное событие. Но времена вольнодумства и юношеской дерзости прошли, новая эпоха требовала осторожности. Да и жизненный опыт заставлял по-новому смотреть на многое. Он снова и снова возвращался к той великой эпохе, свидетелем которой он был. С упорством художника пытался понять сложную, трагическую личность императора Александра, разгадать загадку самого странного из русских царей.

Прошли годы и вновь, вспоминая лицейские годовщину, 19 октября 1836 г. А.С. Пушкин напишет последнее, незавершенное стихотворение, посвящённое лицейской годовщине. В нём он поднимется в оценке императора Александра до высоты эпоса:

Вы помните, как наш Агамемнон

Из пленного Парижа к нам примчался.

Какой восторг тогда пред ним раздался!

Как был велик, как был прекрасен он,

Народов друг, спаситель их свободы! 

История расставляет всё по своим местам, усмиряя человеческие страсти, примиряя современников и возвышаясь над сиюминутным судом потомков. Стоят в Таганроге памятники поэту и царю, а на доме № 40 по улице Греческой, где некогда они бывали, висят две мемориальные доски, напоминая о блистательной эпохе двух Александров.