14 декабря по н. ст. 2021 г. исполняется 200 лет «даровитому писателю», «эллину из Таганрога» – Николаю Фёдоровичу Щербине. (Псевдонимы Фата Моргана, С. Будимирович)
«Страстная жажда везде и всегда и во всем совершенства»
Я брошен был роком с младенчества в тину,
Не знаем никем из людей:
Но я в ней нашелся, и в ней не покину
Я мысли высокой моей.
(Н.Ф. Щербина «Моя жизнь»)
Родился будущий поэт в семье дворянина Харьковской губернии и дворянки войска Донского, в деревне Грузко-Еланческая близ Таганрога (ныне территория города), где и провёл первые восемь лет.
Огромное влияние на формирование Щ. оказала мать, происходящая от пелопонесских греков, она привила сыну любовь к древнегреческой культуре и языку, в десятилетнем возрасте Николай уже читал «Илиаду» Гомера в подлиннике. В 1829 г., разорившись, семья Щербины переехала в Таганрог, где Николай начал учиться сначала в приходском и уездном училищах, а затем в гимназии.
В гимназические годы Николай пишет поэму «Сафо» (позже им уничтоженная), драмы «Осада Инсары», «Ксанфо» и др. и слывёт острословом (не смотря на заикание). Его сонет «К морю» был опубликован в журнале «Сын отечества» № 10 1838 г. В 1839 г., не закончив полного курса гимназии, Николай Щербина поехал учиться «частным образом» в Москву.
Москва встретила его неудачей и нуждой, но ему удалось познакомиться с писателями А. Ф. Вельтманом, М. Н. Загоскиным, этнографом В. В. Пассеком, товарищем А. И. Герцена. По совету московских друзей осенью 1839 г. переехал в Харьков, где прожил 10 лет в нужде. Писал проповеди семинаристам, спал под дырявым одеялом. Сдав экзамен на учителя, преподавал детям помещиков в деревнях и в женских пансионах. Поступил на юридический факультет Харьковского Университета, но «за не имением средств», не окончил его. «Харьковское десятилетие стало для Щербины периодом интенсивного духовного роста и формирования характера, на который отложили отпечаток беспросветная нужда и лишения, унижения и оскорбления, связанные с бедностью, а также отвергнутая любовь.» Однако печатается в местных литературных сборниках и столичных журналах «Москвитянин», «Отечественные записки».
Переехав в Одессу, издал в 1850 г. сборник «Греческие стихотворения», принёсший ему успех. Он сблизился с Я. П. Полонским, Г. П. Данилевским, одесским писателем О. А. Рабиновичем, стал бывать в доме Л. С. Пушкина (брата поэта), познакомился с П. А. Вяземским.
Поэзия, вдохновлённая античностью, поставила Щербину в ряд поэтов «чистого искусства», за что его критиковали поборники «искусства для народа», а Козьма Прутков издал пародии на некоторые произведения Николая Фёдоровича.
В 1850-1851 гг. Щ. становится одним из самых популярных поэтов. Его наперебой приглашают сотрудничать журналы самых различных направлений, для него наконец открылись двери лучших литературных салонов. Он переезжает в Москву и поступает на государственную службу: «… я в Москве поступил на казенную службу, в здешнее губернское правление, помощником редактора «Московских Губернских Ведомостей». Это место штатное и классное. Я очень доволен, что наконец-таки добился до исполнения своего желания — вступить в казенную службу, которая одна только даёт человеку постоянное и верное обеспечение в жизни; а частные занятия так непостоянны и непрочны. Это я испытал на себе…» (из письма 29 ноября 1850 г.)
Москве активно сотрудничал в «Современнике», «Москвитянине», а также в «Отечественных записках», но не сблизился ни с одним из журналов, не примыкая ни к западникам, ни к славянофилам. В 1851 г. вышла еще одна книга его стихов – «Новые греческие стихотворения».
«Перемена жизни, перемена моих занятий»
Будь в жизни прям и непритворен,
Враждуя с ложью и со злом,
И да не будет опозорен
Твой фрак звездою иль крестом.
(Н.Ф. Щербина «В альбом ребёнка»)
В 1855 г., сразу после смерти Николая I, Николай Фёдорович переехал в Петербург. Здесь он некоторое время занимал место чиновника особых поручений в министерстве народного просвещения при товарище министра П. А. Вяземском, состоял рецензентом Академии наук для разбора сочинений на соискание Уваровской премии, потом служил в министерстве внутренних дел, где составлял обзоры русской периодики.
«Предстоит мне перемена жизни, и перемена моих занятий: я даже все свои, до этих пор бывшие у меня, книги отослал к себе домой в Таганрог, и нет у меня ни одной книжонки из прежних, которые служили мне этюдами для моих занятий: в Петербурге уж буду собирать новые книги, книги нового рода, по части русской истории, русской старины, русской археологии, народности и русской филологии, хоть и буду еще заниматься преимущественно юридическими предметами, думая держать экзамен на кандидата прав, для улучшения своей житейской участи и гражданской карьеры … Это какой-то год для всех грустный и тяжелый. Я еще кое-как живу мыслью о Петербурге: о будущей моей деятельности, о службе, об других занятиях, хоть, впрочем, без всяких надежд, которые я уж давно причислил к самообольстительным иллюзиям детства, не имея на это никаких положительных данных, и мне от этого куда как тяжело и постоянно носишь в душе какую-то томительную тяжесть и никуда не убежишь от неё. …» (Из письма 22 февраля 1855 г.)
Николай Щербина тяжело переживал смерть младшего брата, лёжа в операционном отделении Петропавловской больницы: «Я ночь всю не спал и такие страшные мысли и фантазии об убитом мальчике-брате, пилили мое сердце и зажигали мозг.» (Из письма 25 сентября 1856 г.) Ведь Николай Фёдорович уговорил его отправиться на Кавказ, где брат и погиб.
Жизнь идёт, подводя итоги 15 лет творчества, Николай Щербина издаёт двухтомник произведений в 1857 г., где гражданские и сатирические стихотворения объединены в цикл «Ямбы и элегии», в них и апатия, и не согласие с несправедливостью века сего. «Ямб», «Песня века», «Признание пророка», знала вся читающая Россия наизусть.
«Я гляжу, – и мне подумать стыдно,
Что живем мы в варварское время,
Что поруган человек обидно,
Что гниет напрасно духа семя…» («Битва», 1856)
Николай Гаврилович Чернышевский в № 3 «Современника» 1857 г. писал об этом сборнике: «…»Ямбы» г. Щербины, хотя и не были бессильны, но не производили того действия, какого должно было бы ожидать от пьес подобного содержания, писанных человеком истинно даровитым, каким невозможно не признавать г. Щербину. … Такие таланты являются не каждый день. Если такой талант не сделает всего, что может сделать, это будет уже потерею для литературы.» Мнение это не тревожило Николая Фёдоровича, судя по этой эпиграмме:
Как сурков, нас тешит свист,
Как молокососов,
Чернышевский публицист
И Лавров-философ!..
Григорий Петрович Данилевский посетил Таганрог весной 1858 г. («мой убогий домишко», ныне ул. Чеховская № 82), Николай Щербина зачитывался таганрогскими подробностями из письма своего друга. В частности, они занимались помощью сыну Радищева, Павлу Александровичу, разорённого войной 1812 г., живущего в Таганроге с 1844 г., издать биографию с портретом знаменитого отца Александра Николаевича. Благодарное письмо Николая Фёдоровича от 27 мая 1857 г. так и заканчивается: «…а главное Радищева присылайте.»
«Пишите побольше и поподробнее, как можно поподробнее, о Таганроге, о Корсуне, о котором я ровно никаких сведений не имею, о брате моем, о Харькове и о прочем. … Видите ли, всё езжу изучать Великую Русь на месте, в сердце её народности. Жил в Костромской, Тверской и Московской губерниях, а теперь еду во Владимирскую губернию.» (там же)
После амнистии, дарованной новым самодержцем, Щербина с друзьями устроил 12 апреля 1858 г. приём у Фёдора Петровича Толстого (художника, однокашника Павла Радищева по Морскому кадетскому корпусу) в честь Тараса Григорьевича Шевченко, который любил стихотворения Николая Фёдоровича Щербины. Щербина перевёл шевченковское «Перебендя» в 1856 г. На эжтом частном приёме были произнесены благодарственные речи, посвящённые милосердию царя Фёдором Толстым, долготерпению ссыльного крепостного Николаем Дмитриевичем Старовым, содержание речи Щербины осталось неизвестным.
Простые житейские поступки часто играют на пользу каким-либо политическим лагерям. Так было и с Николаем Щербиной. Для него нет разницы между правыми и левыми, для него есть порядочные и непорядочные. Поэтому на правых и левых взирает Николай Фёдорович, как на суету сует. Неизданные при жизни строки из «Дополнения к Соннику современной русской литературы (1856 г.)» тому пример: «Глинку Феодора /поэт, участник декабристских обществ/ во сне видеть предвещает побывать в зверинце и смотреть там на кривлянья обезьянки. … Кукольника во сне видеть предвещает из романтического трубадура превратиться в чересчур классического чиновника и запивоху. … Некрасова во сне видеть предвещает из житейской необходимости войти в связи с пустым и пошлым человеком (в роде Ивана Панаева). … Соллогуба графа во сне видеть предвещает взять и не отдать; иногда же предвещает с изумлением увидеть на мраморном пьедестале роскошную севрскую вазу, наполненную болотной тиной и смрадным навозом и прикрытую сверху букетами камелий. …» (см. так же стихотворения «Русская история» (1859 г.), «Французский террор в русском духе» (1863 г.) и «Наше время» (1867 г.))
Николай Щербина всё больше удаляется от литературной братии: «Что делается в литературе – я почти не знаю, ибо избегаю всячески столкновения с литературщиками. Я был во Владимирской губернии, ездил по деревням, жил с народом, изучал великорусскую народность, собирал народные песни, изучал русскую историю и древности, потом был в деревнях Московской губернии, потом жил в Москве. Теперь я приехал сюда на службу, которою пока весьма доволен.» (Из письма Данилевскому 18 сентября 1858 г.)
В 1861 г. Николай Щербина отправился в путешествие по странам Западной Европы, о котором посылал путевые письма и стихотворения в «Современную Летопись Русского Вестника», «Русский Вестник», «День». Приехав в Париж, он пытался встретиться с Герценом, вступил с ним в переписку, встречался с политическими эмигрантами. После общения с ними он написал:
1861 год.
Вы зачем их заключили
В стены крепости гранитной
И допросы им чинили.
С важной строгостью и скрытно?
Их значенье так ничтожно.
Иль опасно так для трона,
Что допрашивать бы можно
Их в кондитерской Рабона…
Дать бы им конфект по фунту,
Воротить им их воззванья –
Пусть идут, взывая к бунту,
По Руси, без задержанья! (1861 г.)
К эпиграммам на Николая I и его сановников («Альбом ипохондрика», 1841-61) добавились сатиры на революционных демократов («Сатирическая летопись», 1861-1869).
«Не борзясь, но со вниманием»
Когда ж порой на нашем вече
О зле насущном речь зайдёт, —
Как от чумы, от этой речи
Всяк осторожно отойдёт …
(Н.Ф. Щербина. «В Обществе».)
Шумные левые не видели трудов Николая Щербины. Из письма 8 сентября 1861 г. Александру Островскому: «Будучи этого года заграницей, я несколько распространил там понятие о музыке русской народной песни: я взял с собой туда ноты наших песен. Они привели в восторг иностранцев, и они по одним песням получили высокое понятие о нашем народе, так оклеветанном в глазах Европы, по независящим от него обстоятельствам (sapienti sat). Я роздал ноты русских песней в Париже, в одном городке Англии и в Баден-Бадене… но эти ноты стоили мне денег …»
Тихо и скромно, в уединении Николай Фёдорович создаёт то, чего нет у простых сельских школ – учебник. Он называет его «Читальником» (будет издан и переиздаваем под названием «Пчела») или книгой для народа. «Этот труд мой по «Читальнику» или книге для народа, назначаемой как для народного чтения вообще, так и для всякого рода простонародных школ, в смысле настольной книги для всестороннего, объяснительного, развивающего и сообщающего разнообразные, нужные в известном быту, сведения… «Читальник» — это народно-русская энциклопедия в хрестоматической форме, где все в связи и более или менее в системе. Чего не было в данных нашей литературы, мне нужно было написать самому, – и я написал это. «Читальник» составлен из произведений русской словесности, начиная от 12-го века по сей день, и содержит в себе отделы: 1) богословский, 2) исторический, 3) по естествознанию и по практическому быту, 4) изящную словесность и 5) лечебник, 6) календарь и т. п. … Писанных листов этого сборника вышло у меня 400, если не более. «Московское общество распространения полезных книг» берется его издать и меня требует в Москву лично. Я отдаю труд свой безвозмездно, только чтоб заплатили мои денежные издержки по составлению «Читальника», – я тянулся на него из своего жалованья, стеснял себя во всем, единственно имея в виду пользу страстно-любимого и изучаемого мною великорусского простонародья… Я тоже и даже дважды проехал Волгою от Твери до Астрахани. … Все делаю сам, — никто мне не помогает и не обращает внимания на настоятельную вопиющую потребность подобной книги в настоящее время… Да и чего же можно ожидать от современного, политического и общественного хлыщовства, от петербургского пустозвонства и невежества тех, кому ведать надлежит… Все тупицы, мелкие эгоистические плутишки, рутинно-модные (но отсталые вместе с тем) фразеры, без знания своей страны и народа, общие места вычитанные (или выслышанные) европейских идей и науки, или, лучше сказать, кое-каких взглядишек… Я в Петербурге живу как в деревне, – нигде не показываясь, нигде не бывая… Да и что с дураками водить компанию.» (Из письма 2 октября 1862 г.)
Наш таганрогский грек «Пожертвовал 2 тысячи экземпляров своей народной книги «Пчела» на бедные сельские школы, учрежденные при церковных приходах, на сумму 2,225 рублей. Пожертвовал эту же книгу во все воскресные простонародные школы при духовных семинариях.»
В сборнике «Пчела», неоднократно переиздаваемом, в отделе русских народных песен помещены и белорусские песни, далее идут песни «южно-русские или малороссийские», за ними сербские, чешские, болгарские, словацкие. Воспитанные на таком единстве славянских народов, будущие солдаты встретили освободительную Русско-Турецкую войну 1877-78 гг. Рассказы исторического отдела не имеют «карамзинского» влияния, и, к примеру, шапка Мономаха не является наследием татарского влияния, а имеет европейское происхождение, она подарена императором византийским Мономахом. (По легенде, изложенной Н. Новиковымв Древней российской библиофике М; 1788). В сборнике есть годы важнейших событий России на с. 359, заметки о славянах, написанные Н.Щ., на с.467, анекдоты о Суворове, о Екатерине 2 на с. 272 и 254, и т.д и.т.п.
Сохранилось предсмертное письмо Николая Щербины к брату и сестре в Таганрог, в котором Николай Фёдорович успокаивает их, что болезнь его не страшна, он обязательно поправиться в Одессе: «В августе может быть буду с неделю в Таганроге, ибо поеду из Нижнего-Новгорода Волгой пароходом в Самару, где буду месяца 2 пить кумыс, а там отправлюсь Доном и железной дорогой в Таганрог, а оттуда в Одессу на жительство…. В Одессе у меня близкие люди – Н.А. Новосельский и тамошний градоначальник.» (22 марта 1869 г.)
Из воспоминаний Данилевского Г.П.: «Письмо о согласии министра внутренних дел перевести Н. Ф. Щербину в Одессу, устроить его положение при генерал-губернаторе Коцебу и испросить для переезда в Одессу денежное пособие, было мною доставлено Н. Ѳ. Щербине, утром, в день его смерти. Обрадованный этим письмом, он поручил мне принять меры к ускорению этого дела, предполагая немедленно выехать из Петербурга, и назначил мне свидание 11-го апреля, для окончательных переговоров о способах выезда своего на юг, а 10-го апреля вечером уже его не стало. …Он умер в дом Карачарова, на углу Поварского переулка и Колокольной улицы, в крошечной квартире четвертого этажа, где лучшим его утешением были несколько шкафов с книгами и с гипсовыми изображениями греческих героев и героинь. Тело покойного погребено 13-го апреля 1869 г. на старом кладбище Александро-Невской лавры, не вдали от могил Даргомыжского и Серова.»
*
Для одних Николай Щербина был поэтом чистого искусства, для других – поэтом, не поддержавшим демократов, никто из них не заметил того труда, который он посвятил «любимому простонародью», а для друзей, близко знавших Николая Щербину, напускная мизантропия и желчные сарказмы не могли скрыть его прекрасную и благородную душу.
Екатерина Галочкина
