В Прощеное воскресенье и в его преддверии полагается попросить у всех прощение и самому всех простить. Чтобы Великий пост встретить, очистившись от обид. Сказать – легко, да и то не всегда. А воплотить слова в действительность, кажется, просто невозможно. Что же делать? Об этом рассуждают наш корреспондент и священник Свято-Никольского храма иерей Георгий Канча.

— Отец Георгий! Прежде всего, что значит «прощать»? Не будет ли мое прощение развращать обидчика, провоцировать его на новые несправедливости, беззакония?

— Прощение – это прежде всего наше отношение, наше внутреннее состояние. Противостоять несправедливости, беззаконию – не грех. Другое дело, что мы им по той или иной причине не противостоим, а потом начинаем вынашивать обиду, а вот это уже – ошибка, то есть грех.

— «Простить» и «просто» — однокоренные слова. Но почему так непросто прощать?

— Прощение – это, наверное, самое сложное для человека по самой его человеческой природе. В человеке – часть животной природы. А животное так устроено, что у него есть механизмы, которые закрепляют негативный опыт, чтобы он не повторялся; это естественно. Но человек – еще и духовное существо, при этом зараженное грехом. Поэтому у него на животный механизм накладываются какие-то более высокие мотивы. При обиде наша греховность с животной природой вступают в резонанс, в синергию. Любой человек, пытавшийся простить, знает, как это сложно. В какие-то моменты обида всплывает, и мучает человека, которому казалось, что он уже простил. И злобные мысли появляются по отношению к обидчику, и пожелания ему зла. И человек снова начинает строить планы виртуальной мести. И своими собственными волевыми усилиями он противостоять этому не в состоянии.

— Народная мудрость говорит: «Простота – хуже воровства». Так, может, всё упрощать и всех прощать на самом деле и не нужно?

— Под простотой в данном случае имеется в виду не отсутствие у человека «двойного дна», а тупость, нечуткость, черствость, отсутствие эмпатии. Развитый, культурный человек думает о ближнем, о том, чтоб ему никак не навредить. Это – элемент воспитания. Это требует какой-то внимательности. Это – проявление заботы о ближнем. Простота – хуже воровства – это о бестактном человеке, который ставит окружающих в неловкое положение.

— Если я благодарю Бога за то, что я – не такой, как мой обидчик, то я этим самым уподобляюсь фарисею, который сравнивал себя с мытарем?

— Существует важный закон духовной жизни: если мы видим в ком-то грех, то это значит, что этот грех есть и в нас. Мы знаем: дети не понимают некоторых греховных проявлений, потому что в них самих этого пока еще нет. Мы знаем и примеры святых, которые достигали настоящей простоты, становились, как дети; пытались найти в человеке высокие мотивы его низких поступков. Это и есть путь Бога. Ведь Бог всегда стремится найти во всяком человеке все самое лучшее. И святые, уподобляясь Богу, пытаются всех оправдывать. А мы, греховные люди, — наоборот: стараемся найти хотя бы кого-нибудь, кому можно сказать: «Смотри, какой ты гадкий и мерзкий! Как мы сами!» Правда, «Как мы сами» мы обычно умалчиваем.

— То есть, с одной стороны, мы просим: «Научи меня, Господи, оправданиям Твоим», а, с другой стороны, не хотим учиться?

— У нас же есть очень страшные слова в молитве «Отче наш». Мы просим Бога: «Прости нас, как и мы прощаем». То есть, если ты обижен на кого-то, и её произносишь, — ты сам себя судишь: «Я не прощаю этого человека, и Ты, Господи, меня не прощай!» Конечно, мы понимаем, что простить по щелчку невозможно. Но христианин ради достижения прощения прибегает к молитве и к таинству исповеди.

— Однажды, когда я исповедовался у незнакомого мне священника, он у меня спросил: «Вы всех простили?» «Нет, — признался я, — не простил единственного родного брата.» «Но вы каетесь в этом?» — подсказал он. «Каюсь,» — ответил я, хотя и не совсем искренне. Но почему я храню и лелею свои обиды, ношусь с ними, как дурень с писаной торбой, сам в себе их взращиваю, разжигаю?

— Грех – это отсутствие здравого рассудка. Исаак Сирин приводит образ грешника, как пса, который лижет пилу, и услаждается вкусом собственной крови. Грешнику, захваченному собственным грехом, кажется, что во зле зла нет.

— Почему чем человек ближе, роднее, тем тяжелее его простить?

— Потому что здесь включаются высокие духовные запросы. Если человек для нас посторонний, мы от него ничего особенно хорошего и не ждем, и нет конфликта ожиданий. А чем дороже нам человек, тем больше у нас к нему требований. И когда эти требования не выполняются, мы это очень тяжело переживаем.

обида1

Иллюстрации Нино Чакветадзе

— К обидчивости располагают чувствительность, чувство собственного достоинства, тонкая душевная организация. Но ведь это все – хорошие чувства?..

— Хорошие. Но в корне обиды – гордость. Мы считаем себя достойными всего и сразу, а когда этого не получаем, то свое разочарование выражаем через обиду. Гордость – самая высокая страсть, сопряженная с наиболее высокими чувствами. Поэтому и бороться с ней тяжелее всего. Мы все обижаемся. Знаем, как тяжело переживать обиды. И это является подтверждением того, что с гордостью практически невозможно бороться.

— Ношу даже не камень за пазухой, а множество камней. Это – обиды на разных людей. Причем вовсе не собираюсь разбивать этими камнями головы. Просто надеюсь каждому обидчику «бросить камень в его огород». Что вы мне посоветуете? Может, высказать каждому свои давние обиды на него? И таким образом отпустить их, освободиться от них?

— Высказать обиды – это явно плохой способ избавления от них. Это только породит ответную негативную реакцию… Высказывание обид может быть полезно, если человек нам очень дорог, и мы хотим наладить отношения с ним. Бывает, мы открываемся друг перед другом… Но это – уникальный момент. На самом деле почти всегда бывает лучше промолчать. И высказать обиды Богу. То есть обнаружить в себе зло и попросить Бога о его искоренении. Христиане, участвующие в таинстве исповеди, знают, как иногда, исповедав грех, чудесным образом получают ослабление обиды. И от исповеди отходят с облегчением. Это – действие благодати Божьей. То есть человек должен выявить обиду, предъявить Господу и просить прощения, зная, что это зло окончательно будет искоренено уже в Царстве Божьем.

— Иными словами, в этой нашей, в земной жизни мы обречены на существование, наполненное горечью обид?

— Наоборот! Просто важно помнить, что христианство – не йога, где человек пытается достичь спасения своими собственными силами. Христианство – это религия, где человек призван получить благодать от Живого Бога. Этот

Бог не просто пребывает в Своем каком-то недостижимом блаженстве. Напротив! Он Сам стремится к человеку. И, конечно, прощение – это дар благодати. Мы имеем примеры прощения в Новом Завете. Люди часто говорят, что предательство нельзя прощать, невозможно простить. Но напомню: Христа предали все его ученики. Но Спаситель возвращается, и прощает всех. Он простил бы даже Иуду. Иуда пережил раскаяние: «Согрешил я: предал кровь неповинную!» Он пришел в ужас от содеянного. Попытался даже как-то исправить ситуацию, хотя и безуспешно. Ему оставалось лишь одно — попросить прощения у Христа. Но Иуда в себе сил на это не нашел.

— И все-таки каков критерий того, что мы в правильном направлении в борьбе с обидами?

— Наша обида заставляет нас осуждать человека на наказание. Когда мы обижены на кого-то, мы хотим отправить его в ад. Обида – это нежелание пребывать с обидчиком в раю. Поэтому прощение обиды – это прежде всего готовность увидеть этого человека в раю.

Антон Сахновский

Беседовал Антон Сахновский