«Великая и ужасная тайна» Раневской и Прозоровской

 

Расскажу сегодня о двух незаурядных, да что там незаурядных – о двух замечательных женщинах, об их дружбе. Благо – есть информационный повод: 125-летие одной из них, Фаины Раневской.

Фанни Фельдман родилась в нашем городе 27 (по старому стилю – 15) августа. По официальным данным – в 1896 году. Согласно документам, обнаруженными сотрудниками Таганрогского музея-заповедника в ростовском архиве несколько лет назад, — в 1895-м.

До революции ЗАГСов не было. Основные вехи в земной жизни человека – даты рождения, свадьбы, кончины – регистрировались в специальных книгах в храмах – после, соответственно, крещения, венчания и отпевания. Но это касалось, понятно, только христиан. Дата рождения Фанни Фельдман была зарегистрирована в Таганрогской синагоге, и это, говоря нашим современным языком, – 27 августа 1895 года.

 

«Всё это очень личное…»

Таганрогский государственный литературный и историко-архитектурный музей-заповедник (ТГЛИАМЗ) хранит в своих фондах переписку Фаины Георгиевны Раневской со своими земляками-таганрожцами. Интеллигентность и культура переписки Раневской просто восхищают: судя по всему, она отвечала на всякое к ней обращение. Отвечала лаконично – открытками. Но нашёлся в Таганроге и человек, побудивший Фаину Георгиевну к написанию писем – неформальных, довольно обстоятельных и очень личных. Этот человек – Людмила Николаевна Прозоровская.

У Людмилы Николаевны – таганрогские корни, но сама она в Таганрог переехала уже будучи взрослой, в 1968 году, выйдя замуж за таганрожца и превратившись из Подобед в Прозоровскую. Причём профессию при этом она не поменяла: как работала в родном Донецке научным сотрудником советского отдела областного краеведческого музея, так и осталась научным сотрудником советского отдела, но теперь уже – Таганрогского краеведческого музея. В жизни всегда есть место для чуда. Одним из таких чудес в жизни Людмилы Прозоровской стала её дружба по переписке с Фаиной Раневской.

 

До Прозоровской к Раневской посредством почты с различными вопросами и просьбами обращались и другие сотрудники Таганрогского краеведческого музея. Раневская их не игнорировала. Но каковы были её ответы… «Простите – долго не отвечала…» «Я не очень здорова и очень занята…» «Примите мои добрые пожелания…» «Примите мой сердечный привет…» «С уважением Ваша Раневская.» Конечно, каждая из этих открыток теперь представляет огромную ценность – уже хотя бы как автограф Раневской. Отдельного упоминания заслуживает ответ Фаины Георгиевны Раневской Валентине Андреевне Белой (январь 1968 г.): «…При мне домик Чехова был развалюхой, а сейчас он похорошел чрезвычайно. Я любила сидеть на скамейке около его домика. Валентина Андреевна, зачем Вам мой дом? Извольте: я жила на Николаевской улице. № не помню, дом был двухэтажный с балконом, кажется, серого цвета, улица была вся в тополях, очень ровная, в нескольких от неё кварталах была базарная площадь. На площади собор.»

Позднее, когда завязалась её переписка с Людмилой Николаевной Прозоровской, Раневская писала и другому адресату из Таганрога – своему ровеснику Ахиллесу Николаевичу Декаристо. В архиве ТГЛИАМЗ сохранилось две таких открытки.

«Глубокоуважаемый Ахиллес Николаевич, книгу о себе я не пишу (подчёркнуто Ф. Раневской – ред.). Собиралась и не стала писать. Фамилия Ваша мне знакома. Из Таганрога я уехала в 16-м году. Я уже в те годы была актрисой. Помню только детство, помню город мой того времени, — город чистый, поэтичный, помню моих подруг детства и молодости… Помню чудесный городской сад. Всё это очень личное и интереса для Вас не представляет…» (13.11.1976.)

Вторая открытка Раневской к Декаристо, от 26.12.1976., — чрезвычайно краткая: кроме приветствий, в ней лишь такие слова: «В Москве скоро будет установлен памятник Чехову. Давно пора!»

Секреты от «второй мамы»

Переписка Раневской и Прозоровской завязалась в 1968-м. И продолжалась полтора десятка лет. Людмила, ещё будучи ребёнком, любила киноактрису Фаину Раневскую. Но Раневская и как человек вызывала у неё самые тёплые, искренние чувства. Фаина Георгиевна Людмиле в мамы, если не в бабушки, годилась не только по возрасту (возрастная разница у них – 43 года). У Раневской и родной мамы Людмилы, Зои Фёдоровны Подобед, было очень много общего. Обе – и Фаина Георгиевна, и Зоя Фёдоровна, — были великими труженицами, творческими натурами. Они были похожи даже чисто внешне: обе – крупные, полные. И характер у обеих тоже был тяжеловатый; но за внешней грубостью скрывалась нежность и ранимость.

Раневская благодаря её интуиции наверняка почувствовала искренний интерес к себе Прозоровской, её по-настоящему добрые чувства. И ответила взаимностью. Она стала для Людмилы едва ли не второй мамой: когда у той в 1969-м родился первенец, Владимир, Фаина Георгиевна, будучи бездетной, очень трогательно наставляла молодую маму. Раневская давала ей разные «материнские» советы — как правильно воспитывать детей, как беречь женскую красоту…

Прозоровская отправляла Раневской фотографии современного Таганрога, рассказывала, чем город живёт и дышит. Старалась при этом не травмировать ранимую Раневскую, а только радовать. Ну, к примеру, зачем той знать, что в дом, где росла удивительная девочка Фаня Фельдман, возят иностранных туристов, — чтобы показать им там красивый, хорошо сохранившийся камин?.. Или, если Фаина Георгиевна вспоминала, с каким она упоением вдыхала тёплыми таганрогскими вечерами неповторимые благоухания цветущей акации, ночной фиалки, — стоило ли её посвящать в то, что ночной фиалки в Таганроге почти не осталось?..

Раневская в ответ высылала свои фотографии – в различных ролях в театре и кино. Делилась воспоминаниями о Таганроге её детства и о самом своём детстве, делилась чувствами и мыслями о прожитом и о современности.

 

Тайное приглашение приехать инкогнито

Однажды, ещё в середине 1970-х, Людмила пригласила Фаину Георгиевну приехать в Таганрог. Инкогнито. В гости к ней домой. Домашний адрес Прозоровской Раневская прекрасно знала: она давно уже писала в переулок Тургеневский, 101. Людмила Николаевна, зная, как утомляет Раневскую её популярность, обещала, что, если актриса оденется попроще, — её в родном городе никто не узнает. Но Раневская на малую родину не приехала, лаконично объяснив, что это невозможно.

Корреспонденция хотя и шла между двумя переулками (московским Южинским и таганрогским Тургеневским); первыми читателями этих писем Фаины Георгиевны были супруги Людмила и Евгений Прозоровские. Однако, хотя Раневская и писала Прозоровской не как сотруднику музея, а как человеку, как другу по переписке, однако практически всё, что присылала в Таганрог его гениальная дочь (письма, открытки, фотографии), — Людмила Николаевна передавала в музейный архив. Да и как иначе? – Всё, что касается Раневской, — бесценно и должно быть сохранено для нынешнего и будущих поколений! В своём личном архиве Людмила Прозоровская сохранила лишь три открытки совершенно личного характера. (В том числе ту, в которой Фаина Георгиевна отвечала отказом на приглашение приехать в Таганрог. А приглашала её Людмила не просто по собственной инициативе, но и в тайне от коллег.) А, кроме трёх открыток, — большое фото с трогательной дарственной надписью. Сама Раневская письменно признавалась, что такие личные фото дарит нечасто и очень редким людям…

 

Страшная таганрогская тайна Фанни Фельдман

Но у одного из писем Раневской к Прозоровской оказалась особая судьба. В нём Фаина Георгиевна вспоминала собственное детство. То, как, имея родных брата и сестру, всегда чувствовала себя одинокой. То, как её единственными подругами были её куклы, с которыми она играла на балконе, знакомя их с литературой, разыгрывая с ними театральные сцены. Разоткровенничавшись, она призналась «милой Людмиле Николаевне», что училась очень плохо: из таганрогской Мариинской гимназии её исключили за неуспеваемость… Потом она стала просить вернуть ей это «дурацкое письмо». Она писала, что поздно спохватилась, а теперь переживает, что её запомнят как заурядную двоечницу.

Но, попадая в музейные фонды, письмо превращается в музейный предмет. И он уже не подлежит изъятию. То, что Прозоровская смогла вернуть Раневской то письмо, тоже является маленьким чудом.

Хотя, очевидно, сама Раневская в этой истории была не совсем откровенна. Но всякая женщина вправе на кокетство, а великая актриса – тем более.

Любимый Раневской Чехов в своей гимназии дважды оставался на второй год; и Раневская это, наверное, прекрасно знала. У него для этого, конечно, была уважительная причина: Антоша вместо того, чтобы учиться, торговал в бакалейной лавке своего отца, купца II гильдии Павла Егоровича Чехова, что, впрочем, не спасло последнего от разорения. Фаина, в отличие от Антона, своему отцу в его коммерции не помогала. Тот, миллионер, один из богатейших людей всего Юга России, в этом не нуждался. Но её, купеческую дочь, просто воротило от арифметических задачек, связанных с торговлей. Её поэтическая душа рвалась ввысь, и разум отказывался заниматься тем, что ей было чуждо; причина для отказа от арифметики – более, чем уважительная. К слову, исключение из гимназии Фаине во всех отношениях пошло во благо: получая домашнее образование, она смогла заниматься любимыми и нужными ей искусствами и гуманитарными науками.

К счастью, это замечательное письмо сохранилось для потомков. Раневская, получив его обратно, своё откровение не уничтожила. И оно попало в руки московских тележурналистов, снимавших фильм об актрисе, а они его потом передали в РГАЛИ — Российский (ранее: Центральный) государственный архив литературы и искусства. «Опозорили меня навеки!» — сетовала позднее Раневская, когда делилась всем этим с Людмилой Николаевной.

 

Чудеса случаются

Но вся эта история подтвердила, что переписка Раневской и Прозоровской вовсе не была перепиской актрисы, выросшей в Таганроге, и сотрудника Таганрогского краеведческого музея. Это было общение человека с человеком. И Прозоровская показала себя сверхпорядочным человеком, каковым была и Раневская. Людмила Николаевна не просто выполнила необычную просьбу своего неординарного друга по переписке. При этом она не сохранила даже копию того письма. Конечно, ксероксов и сканеров тогда ещё не изобрели; но фотоаппарат был в её распоряжении.

Возвращая Фаине Георгиевне то её «дурацкое письмо», Людмила Прозоровская нарушала всяческие функциональные обязанности и должностные инструкции, но какое они имели значение в сравнении с огорчением человека, из-под пера которого это письмо и появилось на свет?..

Когда-то, ещё в детстве, Людмила полюбила актрису Фаину Раневскую. Поклонниками Раневской наряду с Людочкой Подобед были многие миллионы как её сограждан, так и представителей зарубежных стран.

Людмила Прозоровская полюбила Раневскую как человека – очень светлого, доброго, плохо приспособленного к этой земной жизни, во многом неприкаянного и очень одинокого, самым близким существом для которого была собака. И Людмила Николаевна сотворила чудо. Она смогла сделать интереснее и радостнее жизнь другого человека, с которым лично ни разу так и не встретилась.

Фаина Георгиевна была тронута приглашением Людмилы приехать к ней в гости в Таганрог, но отклонила его. Сама же Людмила Николаевна, когда была в Москве, даже и не думала напрашиваться к Фаине Георгиевне в гости. И не столько в силу своей скромности, сколько ради того, чтобы не стеснить Раневскую: их роднила удивительная деликатность. Такова уж наша жизнь, таковы уж мы, грешные, что межличностные отношения между двумя людьми, даже самыми близкими, напоминают большую или малую тару, в которой – мёд и дёготь в различных пропорциях. 15-летняя дружба по переписке между Раневской и Прозоровской не имела в себе дёгтя.

Дочь старосты Таганрогской синагоги, Фанни часто ходила мимо Успенского собора, стоявшего неподалеку от их, Фельдманов, дома, на таганрогской базарной площади. В том соборе в те времена служил прадед Людмилы, диакон Иоанн Сахновский…

Этот мир Фаина оставила в 1984-м. В 2004-м в мир иной ушла и Людмила. Лично я верю и надеюсь, что они теперь общаются без посредника-почты – и друг с другом, и с общим Отцом Небесным, и с общей Небесной Мамой — Пресвятой Богородицей.