25 апреля – Радоница – от слова «радость». И, действительно, христиане поминают усопших с радостью. Первые христиане на похороны надевали белые одежды: будучи жизнелюбами, они всё же понимали, что главная радость каждого из них ждёт за порогом жизни земной, на Небесах. Но, если усопшим не нужна наша скорбь, — что мы можем им дать, особенно – нехристианам?.. Об этом нам напомнил помощник благочинного приходов Таганрогского округа по катехизации (подготовке к Таинству Святого Крещения) диакон Георгий Канча.
— Для нас поминовение усопших – форма общения с ними. Главное христианское таинство называется Причастие. А Причастие в переводе с церковно-славянского – «общение». Общение с Богом, но не только с Ним. Древний Апостольский символ веры, до сих пор употребляющийся при крещении в католической церкви, говорит о том, что мы веруем в общение святых. А все древние христиане называли себя святыми. Не потому, что они были безгрешны в личном плане. А потому что они получали эту святость от Бога – как дар. Общение святых – это общение в таинстве Евхаристии через причастие как живых, так и усопших. Для нас, христиан, основное поминовение усопших – Причастие. Мы верим, что во время Причастия мы все соединяемся со Христом: мы, живые, — телесно; усопшие, как и ангелы, — бестелесно. И это происходит на каждой Литургии, в том числе и даже прежде всего – в Пасху, в Светлую Седмицу. Поэтому главное, что может человек сделать для своего усопшего – пойти в Церковь и причаститься.
— Но, отец диакон, в записках, подаваемых на Литургию, мы пишем имена людей крещёных, православных, — как усопших, так и живых. И через Христа соединяемся со всеми ними. Но как помочь некрещёным или, к примеру, самоубийцам – тем, кого нельзя поминать на Литургии?
— Церковь настаивает на том, что в записках на Литургии поминаются люди, которые являются членами Церкви. У христиан – особая посмертная участь. По сути чин отпевания – маленькая канонизация святого. Кондак на погребение говорит: «Со святыми упокой Христе душу раба Твоего…». Мы молимся о том, чтобы этот человек был упокоен со святыми. То есть он и сам должен стать святым. Но важно молиться и нам самим обо всех усопших – как являющихся членами Церкви, так и не являющихся. Усопший ведь, по учению Церкви, – человек, расставшийся с телом, а потому неполноценный. Поэтому-то Церковь и верит в воскресение мёртвых: наши тела снова соединятся с нашими душами. Конечно, эту будут обновлённые тела: Господь преобразит их, доведя до совершенства; Он сделает их нетленными, не подверженными болезням, страданиям и смерти.
Что касается самоубийц и в целом нехристиан. Традиционно в Церкви самоубийство считалось самым страшным грехом, проявлением высшего неуважения и неблагодарности по отношению в Богу. Самоубийц хоронили за пределами христианских кладбищ. Потому что на этих кладбищах была освящённая земля. Но мы понимаем, что средневековая христианская культура была скорее репрессивная. В этом были свои «плюсы»: она могла удержать человека от греха страхом. Но в этом были и «минусы». Сейчас врачи признают, что многие самоубийцы находятся в помрачённом состоянии рассудка. Поэтому судить их по меркам здорового человека нельзя. С другой стороны, мы знаем, что в каком состоянии человек попадает в тот мир, — в таком состоянии он до Страшного Суда и пребывает. К сожалению. Бог насильно никакого человека ни к чему не принуждает. Но сейчас, у малоцерковных людей, отношение к церковным таинствам – магическое: все стремятся совершить отпевание над любым покойником – вне зависимости от его отношения к христианству; подсыпаемая в гроб освящённая земля тоже имеет статус магического действия – даже слово в ходу: запечатать. Как реально помочь своему усопшему многих людей – увы – интересует меньше: им важно провести правильный ритуал. Но Церковь за это никого не наказывает. Церковь – это не общество строгости. Церковь – это общество любви, общество помощи. Прежде всего Сам Бог подходит к нам с любовью. Он хочет, чтобы все спаслись. Он готов простить и принять каждого. Но без желания самого человека его спасение не состоится. И между этими двумя полюсами напряжения христианство и существует. Но если я, христианин, люблю самоубийцу или другого умершего нехристианина, то моя христианская любовь не может остановиться и сказать: «Он погиб! Ему уже ничем не поможешь!» Я молюсь вопреки логике. Я не могу остановиться. Я прошу у Бога каким-то образом его спасти. И в этом есть здравый смысл. Допустим, этот человек не стяжал любви к Богу. Но у него есть любовь ко мне, а у меня – к нему. У любящих людей со временем появляются общие интересы и привязанности. И моя любовь стремится открыть этому человеку мою любовь к Богу. Ведь мы знаем, что все придём на Последний суд и там, возможно, любимый мной человек благодаря моей любви тоже выберет сторону Бога… В этом и состоит суть молитвы, даже о неверующих, некрещёных, о всех, ушедших в плохом состоянии. Да, мы не можем поминать их на Литургии, но наш личный молитвенный подвиг всегда должен быть. Кроме этого, мы во имя этого человека можем совершать дела милосердия, посвящая их спасению души этого человека.
— Однако такое отношение к самоубийцам — достояние недавнего времени. А как могло получиться, что в Таганроге самоубийц и в XIX веке хоронили на христианском кладбище, сохранившемся до сих пор? И при этом их, самоубийц, не чурались, а сочувствовали им?
— Я думаю, это было связано с тем, что Таганрог был город многонациональный и многоконфессиональный. У нас были и православные, и католики, и лютеране, а христианское кладбище было одно. Кроме того, на этом кладбище поначалу хоронили также иудеев и мусульман – до того, как появились отдельные иудейское и мусульманское кладбища. Это был уже XIX век. И Таганрог был не глухой деревней, а богатым купеческим городом. Кроме того, мы знаем, Таганрог в духовном отношении – незаурядный город; он имеет особую благодать. Известный многим схиархимандрит Виталий (Сидоренко) говорил о том, что у нас очень много неизвестных миру святых похоронено на кладбище. А кто такой святой? Святой – это человек, соединившийся с Богом, и мы имеем свидетельство об этом от Церкви. Святые – это такие же люди, как мы, — в своей земной жизни подобострастные, грешащие. У кого есть благочестивые усопшие родственники, — люди чувствуют их помощь. С другой стороны, мы знаем, какая страшная в Таганроге шла борьба против Церкви. До революции в Таганроге было десять храмов, монастырь, епископская кафедра. Таганрог в духовном смысле отметился во всех отношениях…
Беседовал Владимир Прозоровский
Диакон Георгий Канча.
