Хочу заранее честно предупредить: то, что вы собираетесь читать – не зрелый плод размышлений с самых первых строчек (вроде спелого яблока). Это – движение, ход моих мыслей, который запустился поздно вечером после встречи, посвященной дню рождения А. П. Чехова, когда у меня в памяти всплыл рассказ «Размазня». Центр тяжести в конце концов оказался не там, где мне вначале показалось.
Рассказ «Размазня» не давал мне заснуть, все крутился и крутился в голове. Мне стало казаться, что наше обсуждение во время встречи сфокусировалось на другой проблеме, а совсем не на той, которую имел в виду Чехов.
Это вовсе не рассказ о женском бесправии и положении гувернанток в XIX веке, клеймящий пороки общества. Иначе Чехов не назвал бы его так хлестко — «Размазня». И не завершил бы его, в общем-то, справедливо — в том смысле, что гувернантка получила свое заслуженное жалованье.
Сперва мне подумалось, что этот рассказ – об одной из черт человеческого характера. Он – о мужчинах, о женщинах, о взрослых, о детях – о всех тех, кто в любом обществе позволяет обходиться с собой как с «размазней».
Дело ведь не в том, что героине некуда было пойти и жаловаться, что ей не дали бы рекомендацию и так далее. Дело в том, что на несправедливость можно внутренне реагировать по-разному – и это отражается на лице. Один кипит от справедливого гнева, еле сдерживаясь, потому что все-таки с начальником говорит — но ведь это все равно видно по лицу! А другой, как героиня рассказа, молча плачет, считает себя во всем виноватым и принимает на себя навязанную роль жертвы. (Сразу повторим, что это и не смирение в христианском понимании — смирение от слова «мир», когда человек способен, в том числе, принять все несправедливости, происходящие с ним, именно что мирно, не расстраиваясь).
Героиня и не могла протестовать — но не потому, что ее сдерживали внешние рамки! У нее не было внутреннего протеста, не было уверенности в себе (не путать с самоуверенностью), потому что она слепо верила чужому мнению о себе и зависела от этого мнения.
Все это сплошь и рядом встречается вокруг. Это бывает в школе, когда травят и изводят очень часто тех детей, у которых по лицу видно — они зависимы от чужого мнения (часто чужое мнение выражается в похвалах и брани), доверяют этому чужому мнению больше, чем себе; неуверенны в себе и не дадут достойный отпор (потому что боятся). Помните, в «Гарри Поттере»? — «Он и так втаптывает всех в грязь, а ты еще и сам ложишься в нее и облегчаешь ему работу». Так и собаки или кошки чувствуют, кто их боится и не даст отпора, и потому безнаказанно нападают.
К сожалению – и, наверное, поэтому я не любила его произведений – Чехов, великолепно описывая симптомы и ставя диагноз, тем не менее не предлагает никакого лечения, не дает надежды. Словно выхода из ситуации как бы и нет. Я была в школе размазней, и если бы мне этот рассказ попался лет 10-15 назад, то наверняка бы очень меня обидел. Ведь невозможно понять из рассказа, как именно человек становится размазней. А только зная причину болезни, можно было бы поработать над тем, чтобы ее устранить или сгладить и тем самым облегчить или вовсе исцелить болезнь. (К счастью, к нашему времени уже написаны тонны психологических трудов на эту тему, и желающий понять, что с ним происходит и почему, всегда может к ним обратиться.)
А может быть, рассказ вовсе не адресован тем, кто чувствует в себе «размазню», и совсем не для них он писался? Любой врач знает, как мучительно бередить чужие раны, если помочь ничем не можешь – а Чехов был врачом, и уж раз он не выписал рецепта, значит и адресат – не «размазня». Тогда кто же?
В конце рассказа, по тексту Чехова (к сожалению, в экранизации этот поистине ключевой момент не отражен) герой думает: «Легко на этом свете быть сильным!» Слова эти переворачивают все восприятие «Размазни», они как пощечина. Ведь сильным-то герой ощущает себя именно на фоне слабого характера своей гувернантки, самоутверждаясь за ее счет.
Рассказ Чехова, таким образом, адресован каждому, кто вдруг увидел в ближнем какую-то слабость, и потому почувствовал себя сильным и «право имеющим». (Ведь сразу возникает огромное искушение – либо начать явно унижать («хоть кто-то меня боится»!), либо начать учить, как правильно жить и «не быть размазней». А это тоже унижение, замаскированное благовидным предлогом). Чехов заставляет каждого заглянуть прежде всего к себе в душу, с тем чтобы понять – когда, в каких отношениях: с младшими ли, с подчиненными, с теми, кто мягче или слабее характером, я позволяю себе перейти установленные совестью границы. Когда, почувствовав вкус власти и безнаказанности, я нахожу удовольствие в том, чтобы открыто издеваться над ближними, унижать и оскорблять. Или, что еще хуже (ведь тогда это не так явно), благонамеренно поучать их, презирая в душе. Как важно выдернуть эти ростки, пока они еще не стали баобабами, и научиться по-человечески сначала, а потом и действительно по-христиански относиться к людям.
Как хорошо, что я все-таки ошиблась. Название «Размазня» – диагноз автора не героине, а герою, у которого душа действительно всерьез больна. Ведь любое слово характеризует прежде всего того, кто его произносит, а в слове «размазня» явно видны презрение и уничижительное отношение героя к гувернантке своих детей.
Рассказ «Размазня» не о людях со слабым характером, как я писала вначале, а о сильных, которые пользуются своим положением. А такими в худшие моменты своей жизни бываем, наверное, мы все. И как чудесно, что доктор Чехов все-таки дает нам подсказку, где найти надежду и как выздороветь.
Ксения Литвина
